Мозгофобизм Крышкина

роман-псевдогротеск

Отдых на Подох-косе

Как то часть наименее политизированных псевдоактивистов, приехавшая в антиброунольный лагерь провести часть круглогодичных каникул, отправилась отдохнуть на Подох-косу. Услышав от местных, что это лучшее место отдыха глумомирцев, они вознамерились накупаться и погреться на солнышке. Впрочем, это было естественным желанием любого осмысливающего свое поведение человека, даже всего несколько дней просуществовавшего в лагере. Но кошмары шишоидных лиц и повседневное лагерное зловоние от неснимаемых одежд Бауловского и Сумкиной, ночные комары и невнятновская стряпня могли бы, конечно, послужить причиной упадка сил, только не для этих не получившихся церебралов. Возглавлял это сборище известный пупский политактивист Аркадий Ламивитский. Сын малобуйных и, поэтому доживших до солидной пенсии, родителей тридцатилетний, бурнопереросший адекватные человекофильские жировые отложения, Ламивитский собрал вокруг себя большой клуб. Вся политичность его заключалась в том, что Ламивитский выдавал себя за прогрессивного продюсера разных музыкальных групп, которые иногда пели не только армейские марши, но и сладкие баллады об обколовшихся детишках. Проводились эти концерты раз в год и далеко от центра Пупска. Остальное время ламивитоклубники страдали кругосидением, сиськоумизмом и онанопартнерством.

Но оказалось, что Подох-коса в это время года была пустынна, как и в любое другое, и считалась курортом только для той части глумомирцев, которые в силу усиленной койкозависимости никогда здесь не бывали. Выйдя из маршрутки, ламивиты оказались на песчаном берегу без признаков курортовидимости и санаторного обслуживания. Вдоль шоссе с юга тянулись одной улицей домишки приморского поселка Подох-коса, а с севера простиралось море, глубина которого до самого горизонта не превышала антропояичных отметок.

Ламивитский, первым делом, посадил свой клуб в кружок на песчаном берегу под палящее солнце, разрешив снять маечки и штанишки, а сам пошел в море проверить водичку. Потом, правда, от местного подохца они узнали, что это еще не Подох-коса, а только поселок, а до самой косы нужно идти еще километра два. По направлению, указанному местным жителем, Ламивитский повел свой клуб вдоль берега. Скоро населенный пункт закончился и какая-нибудь визуальная человекодеятельность тоже, кроме прибрежного мусора в виде разбитых лодок с порванными рыболовецкими сетями и нагнанных волной отходов, выброшенных с проходящих по прорытому на мелководье каналу танкеров и лесовозов. Наконец, началась сама коса, выпирающая в море на десяток километров. У Ламивитского созрел спонтанный сильно не реальный план дойти до ее конца и там устроить очередное кругосидение. Для ламивитов начались километры изнуряющей жары и постепенного обезвоживания. Псих Ламивитского на счет его обязательного личного присутствия на самом конце косы дорого обходился его людям, но на первых порах они стойко держались, заглубляясь в подохский песок. Ни у кого не было даже мысли отстать и вернуться назад, а Ламивитский шел вперед, приказав одному уже доходящему снимать свою ходьбу по песку на видеокамеру. Время шло. Общее движение продолжалось. Впереди в море были видны проходящие по каналу корабли типа река-море, а территория косы все не кончалась, даже расширялась. Силы ламивитников заканчивались. Наконец, не выдержала худая тетка, первой повалившаяся от изнеможения на песок. Затем в близком интервале времени стали выпадать из группы другие хилые и даже стойкие. Одна тетка перед коллапсом даже истерично побежала за своим богом, но не догнала и упала в метрах в десяти от него. Мамафильские юноши выдыхались более умеренно, обсыкаясь горячей мочой и тихо останавливаясь. Между тем, Ламивитский не оборачивался, жутко чувствуя жажду, усталость и оплошность своего решения. Он лишь снял многоденежную майку, оголив сиськовидную, не волосатую, грудь и складки не слабого жира на животе. Когда он прошел половину пути до края косы все его адепты давно сдохли, а он почему-то подумал, что край совсем близко и даже пытался бежать, наверно, по примеру пса, который пристал к его группе возле поселка, а теперь увязался за Ламивитским. Еще час и другой шел Ламивитский к краю своего миропознания. Когда до конца косы оставалось метров 150, он споткнулся и упал лицом в песок. Отлежавшись, он поднялся, но с полной потерей правильной косоконечной ориентировки. Лажанувшись, он поплелся назад к коренному берегу, продолжая думать, уже смутно, о конечности всего сущего. Лишь собака добралась до косокрая, побегав там по берегу, но вскоре опять нагнала Ламивитского, теперь уже бредущего в обратном направлении. Но, не пройдя и нескольких десятков метром, Ламивитский галлюцинационно заметил впереди что-то похожее на человека, на самом деле являвшееся убежавшей немного вперед собакой. Он остатками разума подумал, что это кто-то из его ламивитов дошел раньше него до края Подох-косы. Тут силы его окончательно оставили, и он повалился голыми сиськами на горячий песок и сильно потерял сознание.

Нашли ламивитов только через день, когда мимо Подох-косы проплывали на моторке местные рыбаки братья Грошины. Они заинтересовались сидящими и лежащими на берегу маложивыми людьми. Грошины высадились на берег и, обнаружив полутрупные существа, вывезли их на моторке к поселку. Никто из ламивитов даже не вспомнил о своем недавнем боге, Ламивитском. Его намного позже обнаружили те же Грошины, и то, только по бегающей вокруг места его лежания собаке.

Больше никогда не видели в антиброунольном лагере людей из клуба Ламивитского. Все они долго лежали в глумомирских клиниках, лечась от обезвоживания и глубоких обгорелостей. Но в самом худшем состоянии оказался сам Ламивитский. После комовидного состояния он никого не узнавал, даже любимых прежде родителей, приехавших забрать его из местной психушки. Сбежав от них на глумомирском вокзале, он вел скитальческий образ жизни, связавшись с околоцерковными алкотами и калеками. Он сильно опивался и полностью потерял ламивитский, идейнобакенбардный, образ. Но под влиянием алкоголя болезнь его рассосалась, и, в конце концов, он вернулся в Пупск, к родителям. Впрочем, никаких клубов после этого он не создавал, а женился на тетке-библиотекарше и постепенно, как надо, дополучился, получив мозговую пенсию. Почти все бывшие члены его клуба завязали с травмоносным прошлым и больше открыто не юродствовали. Лишь один бывший ламивит по имени Паша Кружков продолжил традиции клуба и собрал вокруг себя новых красочно недополучившихся малолеток