Мозгофобизм Крышкина
роман-псевдогротеск
Лагерь возле терминала
Сразу после митинга, на котором собравшиеся приняли резолюцию, кроме прочего, дающую добро на создание палаточного лагеря непосредственно возле стройки, Бауловский и Сумкина развернули свои палатки и манатки. Они установили палатку в камышах в пяти метрах от дороги ведущей к строящемуся офисному зданию будущего терминала. У Шишова и Шах Вали вообще не было никаких палаток. Но с помощью местных они тут же соорудили что-то типа лавочки, на которую и уселись. Все остальные понаехавшие доброгнойцы задолго до окончания митинга уехали из Глумомирска на последней электричке. Пока темнело, в лагере собралось большое количество местных детишек, алкотов, бабкотеток и других более самовыраженных личностей.
Таких как Роман Невнятнов. Этот бомжеватовидный безвозрастный дядька, сильно шепелявя и заикаясь, пытался объяснить, что еще надо сделать для лагеря. Но несуразная речь Невнятнова не раздражала, а, наоборот, как бы подтверждала реализм происходящего. Он решил оставить работу на местных овощных плантациях и присоединится к лагерю протеста. Над своим лежбищем из досок и камней он соорудил из жердей и найденной на местной свалке порванной полиэтиленовой пленки, что-то похожее на приплантационное бунгало. Как и положено для бомжевидного, он разложил вокруг себя баулы и сумки различной конфигурации, которые были набиты разным барахлом. Тут же он развел костерчик, у которого и расположилось большинство посетителей лагеря, спасаясь от местных комаров. Только на лавке Шишова весь вечер самые алкопродвинутые продолжали поминки Рюкзаченко, начавшиеся еще утром. Да в своей палатке, больше похожей на дурковато растянутый спальный мешок, выпирая всеми частями тела, уже спал тучный Бауловский.
Его подруга Сумкина, готовясь к душегубке в палатке, у костра Невнятнова вяло рассказывала небылицы про подвиги Бауловского в Свежеблюйске типа сухой голодовки, длившейся 3 часа, или заученно твердила о приближении к Глумомирску толп бауловидных со всей Проноссии для участия в антиброунольной кампании. Местные теткобабки, глядя на тихоубогую, спрашивали у нее, есть ли у нее мама и не страшно ли ей отпускать дочку так далеко. Сумкина отвечала, что вместо мамы у нее есть Бауловский, а он ее далеко от себя не отпускает. Сумкина, инвалидка по зрению, которая по делу вызывала сострадание, в темноте совсем ничего не видела и ориентировалась только по бликам костра и вони Невнятнова. Потом по храпу Бауловского она нашла их палатку и, не поменяв ее бауловидного силуэта, налаженными движениями пропихнулась внутрь.
Из местных лагерь решались посетить только самые люмпенизировидные и те, кто считал себя особо пострадавшим от броунола. Остальные, считавшие себя солидными людьми, из любопытства подходили пешком или подъезжали на машинах, останавливаясь в сторонке и оттуда наблюдая за происходящим в лагере.
В сторонке стояла и машина старого глумомирского политдеятеля Пургина, который сильно оппозиционировался в ранней молодости, но потом ушел в подполье. С началом антиброунольства он возвратился в политику и стал главным советником поднимающегося Убожкина. Он и прислал Пургина к терминалу для отслеживания ситуации с лагерем. Впрочем, Пургин быстро уехал, чтобы ночью вывезти Рюкзаченко из Глумомирска.
Капитана Густомарова к терминалу прислало разволновавшееся начальство местных блюстителей правопорядка, назначив его ответственным за антиброунольщиков. Капитан устроил опорный пункт на стройке под защитой броунольщиков, поэтому подвижнически оценивал сложившуюся ситуацию. У адекватно толстопузого и ряхоочерченного Густомарова еще не было таких ответственных заданий, и он спешил оправдать доверие более крупнопузых товарищей. Он решил этой же ночью покончить с лагерем антиброунольщиков. Как только местные покинули лагерь и разошлись по домам на ночлег, Густомаров с группой дежурных автоматчиков набрел в темноте на бунгало, испугавшись копающегося перед сном в своих сумках Невнятнова. Капитан с глубоким пузотрясением потребовал свернуть палатки и разобрать лавку. Но с силовой поддержкой очистительной акции он явно лажанулся, так как даже 4 автоматчика и Невнятнов не могли поднять пьяного Шишова с лавки или унести вместе с палаткой неподъемного Бауловского. Видя, что его визит на зачинщиков лагеря не произвел никакого впечатления (Бауловский и Шишов продолжали сладко спать после трудового политрежимного дня), он решил отыграться на Невнятновым и разрушить его бунгало. Но этого новобранца антиброунольства трогать отказались автоматчики, заявив, что они не газовые войска и без спецсредств типа марлевых повязок сопроводительством Невнятного и бунгалокрушительством заниматься отказываются. Пришлось Густомарову распустить автоматчиков по домам и самому ехать к жене за советом, что делать с антиброунольщиками дальше.
Той же ночью заснувшие на лавке Шишов и под лавкой Шах Вали все же разрушили часть лагерных строений. Первый вставший поссать Шишов, направляясь к камышам, завалил по дороге палатку Бауловского и самого его пнул за это несколько раз своей крупноразмерной ступней. За ним Шах Вали, вставший попить водички, опрокинул жерди Невнятнова прямо ему на голову. Правда, на утро все говорили, что ночью была буря, и это она покуражилась над лагерем. Шишов и Шах Вали уточнять ничего не стали, так как ничего не помнили. Так же как никто ничего не понял из рассказов Невнятнова о ночных посетителях, тем более что он после жердепадения принимал всех за добрых медицинских работников.
< | > |