Мозгофобизм Крышкина

роман-псевдогротеск

Корытский выступ

Когда Рюкзаченко ехал в электричке до Вонючкинска, на полустанке под номером 1053 в вагон сел известный ему по доброгнойским пикетам Владимир Одноразов. Это был медицинский клиник, пугавший пикетных бабуль обильным разбрызгиванием слюны изо рта. Рюкзаченко, естественно, окликнул Одноразова. Тот толи узнал, толи просто повелся на человеческие звуки в его адрес, но, псевдоулыбаясь, быстро и охотно разговорился с Рюкзаченко. Оказалось, что в вонючкинский край он приехал к своим родственникам. Здесь до мозгоклина у него была семья, и он работал на заводе. Лишь потом после начала болезни он переехал в Доброгнойск в дом умершей мамаши. Недалеко от полустанка 1053 располагалась деревня родственников, где и жил обычно в летную пору Одноразов, помогая им в сельских работах. Рюкзаченко заметил, что под ногтями у него существовали черноземные останки, но в обширной сумке вместо обычных для огородника природных продуктов имелись только газетки.

В завязавшемся разговоре Рюкзаченко расспросил Одноразова о политической жизни Доброгнойска и об антиброунольстве в Глумомирске. В этот день он был в достаточно вменяемом состоянии, чтобы Рюкзаченко узнал, что в Глумомирске все хорошо, а сам Одноразов состоит теперь в РевВоенСоветеТоварищей, штаб которого размещается в станице Маразмовской, где уже имеется 18 тысяч боевиков, готовых идти походом в Пупск расписывать забор дачи Маманского революционными лозунгами под руководством их лидера Яши Куца. Он также поведал, что и Рюкзаченко сможет вступить в организацию, если позвонит в штаб. Рюкзаченко записал телефон на полях одноразовской политизированной газетки, которую тут же вернул ему, и обещал позвонить.

Вскоре показались окраины Вонючкинска, а затем электричка подкатила к конечной станции. Сразу с вокзала отправился на рынок купить репы. Рюкзаченко пошел с ним. Как оказалось, почти все жители Вонючкинска были большими приятелями Одноразова. С каждым встречным он пытался заговорить о погоде, а с особо по его разумению умными о недавно заключенном проносско-запорносозном договоре о проблемном корытском выступе на их совместных границах. Периодически переключаясь на разговор с Рюкзаченко, он сильно декларировал наизусть стихи поэтов, всплывшие в его помутненном мозгу из извилинных глубин, где они до психокризиса отложились после школьного зазубривания. При произнесении особо ритмичных стихоформ одноразовская слюна обильно разлеталась вокруг его рта, часто попадая на лицо и руки Рюкзаченко. В эти вдохновенные моменты он совсем разглядел гениальное лицо Одноразова. У него были не моргающие стопорные глаза, а нижняя губа выглядела так, будто у него не было челюсти. Вообще, в свои 40 лет он выглядел не молодо, но реакцию сохранил быструю. На все вопросы Рюкзаченко отвечал почти мгновенно. Его мысль работала быстрее достаточно динамичного речевого аппарата, и он часто запинался. При своем монологовом заглублении он постепенно все более обширно жестикулировал руками и махал головой. По дороге на рынок Рюкзаченко вдоволь наслушался стихов и рассказов о боевиках Куца и как найти их штаб.

На рынке Одноразов ничего не покупал, а просто ходил среди прилавков, спрашивая у продавцов почем у них яблоки, и знают ли они о новых правилах наклейки марок на почтовые конверты. Рюкзаченко сладостно наблюдал за методами псевдодоброго общения Одноразова с продавцами. Так ничего и не купив, они покинули рынок.

Одноразов и Рюкзаченко отправились на пикет местных вонючкинских политозаботов, который они устраивали еженедельно на центральнейшей площади города. Ради этого пикета Одноразов и приехал из деревни в Вонючкинск. Они подошли, когда пикет был в полном разгаре. Довольные политактивисты, уже разложив свои газетки, мирно беседовали с теми, кто не имел еще своих газеток и подходил к пикету для ознакомления, и тяжело и нервно, как с опасными больными, с рядом стоящими обладателями личных газеток, почти идентичных по содержанию с их собственными печатными изданиями. Одноразов подходил ко всем по очереди, опасаясь только самых неконтактных типа человека в военной шинели с полковничьими погонами, продающего газетку «Соединство». Тот смотрел на всех недоброжелательно, выискивая шпионов и провокаторов. Остальные разговаривали с Одноразовым уважительно, как с заслуженным убогим. Рюказченко стоял под росшей на площади высокой елью, спокойно наблюдая за знакомым ему по доброгнойским пикетам зрелищем. Часто его радовала предсказуемая реакция посетителей рядом расположенного парка, которые, случайно заметив плакаты политозаботов, дружно оживлялись и возбуждались, точно так же, когда замечали свисающий до асфальта половой член пони, возящего детишек по парку. Какой-то пожилой пикетофил все же нарушил ностальгическое спокойствие Рюкзаченко. Он начал агитировал его вырыть под своим гаражом трехэтажный бункер для штаба. Рюкзаченко сразу согласился и сказал, что обязательно приедет к нему завтра. Но к ним присоединились Одноразов и еще один маленький старичок. Начались жаркие споры о лопатах и кирках.

К самому концу пикета появилась группа людей с рюкзаками, возглавляемая бородатым дядькой, преподавателем местного пединститута по имени Сергей Щель. Это был отряд организованных им провинившихся студентов для поиска останков воинов, погибших в последнюю освободительную войну. Пока студенты отдыхали в сторонке, Щель скупил все имеющиеся свежие газетки. Поговорив в обязательном порядке со всеми торгующими и сочувствующими, он подошел и к околорюкзаченковской группе пикетчиков. Им он тоже рассказал, что едет со студентами копать. Когда Щель хотел уже уходить, Рюкзаченко попросился в экспедицию. На ходу подстраиваясь под щельские идейки, он сказал ему о своих давних мечтах поучаствовать в благородном поиске погибших неизвестных солдат. Щель не мог не взять с собой человека с пикета, тем более, самолично проявляющего такой искренний интерес к поиску ржавых касок.