Мозгофобизм Крышкина

роман-псевдогротеск

Как Кепкин нюхал свое говно

Приехавший в Глумомирск Кепкин слыл среди бауловидных опасным поэтом и прозаиком, так как сочинял стихи, писал прозу и махал в случае любого мозгового напряжения огромным кухоновидным ножиком, который всегда носил в одном из внутренних карманов своей походной жилетки. Неполучившийся сынок академика и профессорши он не скупился на мат и брань по отношению к тем, кто не разделял его политических убеждений, которые сводились к обычному политизированному безделью в виде разъезжаний по разным лагерям и протестным акциям в теплое время года и отсиживания дома у родителей в Пупске, когда в Проноссии наступали холода. Кепкин безрезультатно учился в 8 вузах, пока, наконец, в 40 лет его не выгнали из последнего за высовывание ножика на экзаменах. С раннего детства Кепкин увлекся сочинением прозы и поэзии, исписав за долгие годы работы все обои в своей комнате. Злые стихи Кепкина украшали страницы многих политических газеток. Еще более угрожающе он исполнял свои творения под аккомпанемент гитары. Часто осажденные терминальщики слышали назидательный чос Кепкина, который пел о страшных врагах броушах, завладевших командными высотами в Проноссии. Он выглядел на свои 50 лет, но отличался от своих одногодок также, как 20-летние политозаботы дифференцируются с мозгослипшимися студентами. Удлиненное лицо, козлиная борода, длинные волосы, жилетка с ножиком, кеды служили психиатрическим пропуском во всех уголках Проноссии.

В Глумомирск он также приехал, чтобы подсобрать материала для огромного романа, задуманного им 40 лет назад, о своей жизни. Здесь в антиброунольном лагере он жил в своей палатке, никого не подпуская к ней. Неосторожный Невнятнов однажды нечаянно прошел около кепкинского жилища и поплатился получасовой лекцией, проведенной Кепкиным, с элементами ножиковой джигитовки у горла. Его побаивался даже Шишов, робея перед авторитетной длиной кепкинского ножика. И Бауловский смотрелся менее эффектно на фоне порывистого и импульсивного Кепкина. Но сам он не желал роли вождя, предпочитая духовное наставничество. В хорошем расположении духа Кепкин собирал вокруг себя молодежь и пел им свои песенки, периодически заговаривая о темах правильной жизни и открытия истин кепкинизма. Еще он очень любил расхаживать в одиночку или с каким-нибудь неосторожным адептом по окрестностям Глумомирска, занимаясь краеведизмом в смысле пустого лицезрения окружающего мира.

В один из обычных дней лагерноблокадной жизни, Кепкин, который сам не участвовал ни в каких акциях, отправился посмотреть старинное поселение на окраине города. В этот раз у него не было попутчика, так как с утра он чувствовал в своем кишечнике некоторые запорные явления. Проходя мимо огородов местных обывателей, Кепкин сильно матерился. Он ненавидел культурную грядковозню, предпочитая собирание дикорастущих ягод и плодов в виде переспевшего шиповника и недозревшего боярышника. Вот и сейчас, выйдя за пределы улиц Глумомирска, он обнаружил большой куст шиповника и начал сладостно собирать его плоды. Расцарапав руки и лицо, он набрал небольшой кулечек шиповника и положил его во внутренний карман жилетки рядом с ножиком. Вскоре он увидел большой холм, мало похожий на естественный, природный. Это было древнее поселение пастухов и земледельцев, названное Забулдыжным холмищем в книге профессора Блевотского, в которой Кепкин и прочитал о его существовании. Но перед тем как заняться исследованием древностей, Кепкин сел под холмом, чтобы посрать, но не смог этого сделать. Запор состоялся. Худоватый Кепкин тужился, но ничего не выходило. Любивший физиологический порядок он сильно огорчился и обозлился. В таком состоянии он полез на холм, где стал собирать черепки, оставшиеся от глиняной посуды забулдыжников. Находки он складывал в многочисленные карманы жилетки, мечтая, как с наслаждением будет рассматривать их вечером при свете фонарика в своей палатке. Там, где местные жители, разрушив часть холма, брали песок, Кепкин, как скалолаз, цепляясь за малейшие выступы и углубления, излазил обрывистые обнажения и сильно удовлетворился, выковыряв из отвесной стенки еще с десяток черепков и костей. Пока Кепкин вершил свое обследование, он, увлекшись, сильно замарал свою жилетку и бороденку в глине и отходах жизнедеятельности древнего человека. В соседнем овраге он обнаружил небольшой ручеек, в котором попытался отмыть жилетку, но еще больше ее замазал. Грязи он не любил, поэтому еще больше обозлился. Тут же у ручья он повторно попытался посрать, но опять безуспешно. Совсем огорчился Кепкин, когда пробегающая мимо собака с удовольствием посрала прямо на перед ним на дороге. Обозлился Кепкин на окружающий мир. Свирепо шел он по проселочной дороге, не замечая ничего вокруг. Даже испарина выступила на его обычно чрезмерно сухом лбу. Засунув руку в жилетку, он крепко держал ножик и шел по дороге в сторону города. В порыве физиологического гнева он не заметил, как из-за лесополосы выехала легковая машина со стражами правопорядка, охотящимися в этих местах за наркотами, трущими коноплю, и стала двигаться к Кепкину. Опомнился он, когда она почти вплотную подъехала к нему. Быстро сообразив, что не успеет незаметно выбросить проблемозаконный ножик, Кепкин, серьезно расставляя шаги, перпендикулярно сошел с дороги и устремился к ближайшим деревьям, делая вид, что никого не замечает. Почти подбежав к деревьям, он спустил штаны и начал ссать, стоя спиной к остановившейся на дороге машине. Как и было задумано, он отвлек с помощью обсыкания деревьев внимание стражей наркозаконности и незаметно выбросил ножик в кусты. Затем он вернулся на дорогу, где его уже ждали обрадованные поступком Кепкина стражи порядка. Даже не спрашивая документов и лишь слегка обыскав, они посадили его в машину и отвезли в местный глумомирский отдел правопорядка. Уже в отделении Кепкина долго обыскивали, найдя черепки и шиповник, кучу документов и неиспользованную туалетную бумагу. Не обнаружив наркотиков, посадили Кепкина в камеру за прилюдное ссание, многозвучное возмущение и участие в антиброунольстве. В камере, куда посадили Кепкина, было еще несколько человек и выносной бачок для человеческого говна. Справедливо негодуя на незаконность его содержания под стражей, он нервно расхаживал по камере и сначала не осязал бачкового запаха. Но неожиданно он почувствовал неодолимое желание испражниться, что и сделал с большим удовольствием в экскрементный бачок. Сразу в камере распространился свежий кепкинский говнистый духан. Когда Кепкин отошел от эйфории над побежденным запором, он постепенно начал осознавать, что в камере сильно воняет, и воняет, именно, его говно. Неиспытанные чувства овладели им. Запах собственного говна сильно мучил Кепкина. Он не мог находиться вместе с ним в одном помещении. Он тарабанил в дверь и громкоголосил, чтобы вынесли бачок или выпустили его. Но никто его не слушал. В то время как его сокамерники спокойно переносили и запах говна, и запах самого Кепкина, сам он крупно страдал. Три часа провел у бачка с личным дерьмом Кепкин. Когда его выпустили, он тут же заверил стражей законности, что, если его больше не вернут в камеру с бачком кепкинского дерьма, то он кинет антиброунольство, сейчас же покинет Глумомирск и никогда больше не вернется сюда. Довольные ломанностью Кепкина стражи порядка отвезли его к лагерю, дав полдня на сборы.

Когда Кепкин вернулся в лагерь, он долго бегал среди палаток, крича, что все врут на счет невонизмости собственного говна, оно пахнет и еще как. В течение десяти минут он собрал свои вещи с палаткой в огромный рюкзак и ушел на вокзал. Только в поезде до Пупска Кепкин вспомнил, что забыл в глумомирских кустах свой любимый ножик.