Мозгофобизм Крышкина

роман-псевдогротеск

Патологоанатом Доходницкий

Вечером в больницу за Рюкзаченко приехал Пургин. Выходя из здания, они прошли мимо места дежурной сестры. Вместо Любы Бобылевой за столом сидела еще более дряблое, бледное и полностью бесхозное по виду создание, в своем безучастном состоянии, не поднявшая даже глаз, чтобы посмотреть на выходящих.

Пургин должен был отвезти Рюкзаченко на своей старой покоцанной машине к Доходницкому. Сначала они ехали по широкой прицентральной Задохшейся улице, по обеим сторонам которой тянулись частные хибары глумомирцев. Лишь лучи закатного солнца немного смягчали тягучие, но многоролевые, краски обывательских домиков. После поворота в сторону воняющей реки, чей запах проникал в открытые окна автомобиля, такие же точно домики стали в глазах Рюкзаченко выглядеть повеселее в силу крутости дороги и опасности пургинского вождения. Чем ниже спускалась машина, тем более непригодным для проезда становился путь к Доходницкому. Но Пургина это мало заботило, он должен был выполнить задание Убожкина. Уже предвкушая положительный доклад, он с нетерпением поглядывал на мобильник и ждал звонка вождя. Рюкзаченко казалось, что он в святом порыве полностью утратил контроль над своей механической колымагой. Машина, не сбавляя скорости, неадекватно проскочила все ямы и кочки и, в конце концов, самопроизвольно почти вкатилась во двор пятиэтажного кирпичного здания, в котором проживал Доходницкий, при повороте с улицы во двор завалившись, правда, на правый водительский бок. Как раз в это время зазвонил мобильник. Он удачно свалился с приборной панели на голову Пургину, не повредив электронные внутренности. Пургин возвышенным голосом, даже не спросив о состоянии Рюкзаченко, сказал Убожкину, что они уже добрались, и ничего не сказал об аварии. Впрочем, правильно сделал, так как Коля тоже не получил никаких повреждений. БПФ в башке не зашевелился. Выбравшись через свободные двери, они с помощью метода раскачки поставили машину на колеса, который, как и хозяин, несмотря на несколько лишних помятостей, выглядел как обычно.

Пургин, обвиненный Убожкиным в неповоротливости (они уже должны быть давно в квартире), зло отконвоировал Рюкзаченко на пятый этаж, где жил Доходницкий и позвонил в солидную дверь его квартиры. Спящий патологоанатом не открывал. Пургин несколько раз безуспешно пытался дозвониться к нему через мобильник. Через час однообразного безмолвного сосуществования Пургина и Рюкзаченко на лестничной клетке, проснувшийся все же от пургинского трезвона Доходницкий с трудом открыл дверь. Опушенный в сотый раз за день Убожкиным, Пургин с невидимым для других облегчением оставил Рюкзаченко в доме в Брутальниковом переулке и отправился за очередными указаниями в убожкинский штаб.

Оставшись наедине с Доходницким, Рюкзаченко как-то расслабился. Присутствие зашуганного Пургина паскудно действовало на его моторику. Алкотский же вид Доходницкого, наоборот, умиротворял и ободрял колин иммунитет на зловонных людей типа Пургина и Убожкина. Он сам нашел кухню и привел туда еле стоящего на ногах Доходницкого. Он заметил, что в этой квартире не чувствовалось, что здесь живет алкот. Наоборот, обстановка была очень похожей на состояние квартиры родителей Коли (псевдоубранность, цветочки, гардины, коврики). Чувствовался мамафильский дух и это не нравилось теперешнему Рюкзаченко. Между тем, болезненная худоба, жутко выглядящая на фоне больших доброкачественных усов 30-летнего Доходницкого, не позволила ему долго стоять на ногах, даже держась за гостя. Сильно ссутулясь, он присел за кухонный стол и закурил. Длинные дрожащие руки с обильно выдающимися на поверхности кожи венами неуверенно держали, зажженную при помощи Рюкзаченко, сигарету. Но после нескольких затяжек никотин подействовал на него жизнеутверждающе.

Он добрыми бескорыстными глазами посмотрел на Рюкзаченко, узнал его, развеселился, принялся сбивающимся голосом рассказывать ему, как он обнаружил, что Коля жив, с каким трудом вез его голого в реанимацию. Вдруг спохватившись, он самолично, но неуверенной походкой, вышел из кухни и вернулся с кульком, набитым снятыми с квазитрупа Рюкзаченко вещами. Сейчас на Коле были одеты мещановидные штаны, майка и кроссовки, принесенные в больницу Пургиным. Пришибленный убожкинским руководством Пургин забыл про носки, и Рюкзаченко, покопавшись в кульке, нашел прежнюю свою пару белых чистеньких носков и одел их. Остальные же вещи из кулечка: камелоты, узкие джинсы, молодежные майка и рубашка (рюкзачок, по словам Доходницкого, пришлось выкинуть из-за обильной заляпанности мозгами) вызывали в нем отрицательные ассоциации и стойкое нежелание даже прикасаться к ним. Больше всего в импонировавшей ему новой одежке он радовался большим семейным трусам, принесенные в палату Любой Бобылевой, когда он совсем голый лежал под казенным колючим одеялом и отходил после операции.

Пожрав качественной еды, взятой им из холодильника Доходницкого, и к тому же за компанию с патологоанатомом выпив за свое здоровье водки, Рюкзаченко совсем подобрел и душевно обмяк. Он с наслаждением следил, как руки-трясучки алкота разливали водку по стаканам. Ему он налил двухсотграммовую дозу, а себе грамм 30. Но, как оказалось, этого было даже много. Всего через несколько минут его развезло не хило. Но он успел выпить еще грамм 10, подлитые уже Рюкзаченко. После этого убойного количества алкоголя, не прощаясь, он вышел невменяемый из кухни, но не дошел до койки, а упал прямо в прихожей, перегородив доступ к входной двери. Рюкзаченко, видя обездвиженность хозяина квартиры, начал из любопытства заглядывать в тумбочки и включать телевизор и магнитофон. Мещанские передачи и песни не заинтересовали его, а вот семейный фотоальбом Доходницкого даже серьезно пролонгировал его исследовательский инстинкт на несколько часов. По фотографиям черно-белым и цветным можно было проследить мрачную судьбу храпящего в прихожей алкота. Интеллигентский сынок окончил медвуз и стал патологоанатомом в местном морге, а заодно консультировал местных блюстителей закона по случаю редких убийств. Так, в ранней молодости он участвовал в идентификации трупа или того, что осталось от него, девочки, расчлененной легендарным местным маньяком Вовой Жевачкиным. Но из-за неудач в половой сфере и гиблому пристрастию к спирту, в изобилии хранящемуся в морге, он развелся с первой женой. Но счастливый случай мог спасти Доходницкого, но не спас. На местном кладбище открывали новый крематорий. На банкет пригласили множество почетных гостей, в том числе и местных патологоанатомов. Вдрызг пьяный он уехал оттуда уже на коленях новой жены, Алены Мамаевой, которая была на 12 лет старше него. Эта тетка к тому же получила первый приз на международном архитектурном конкурсе среди ритуальных зданий за глумомирский крематорий, дизайн которого она проектировала. Отхватив все радости женской творческой и личной жизни, она не остановилась и продолжала свою бурную домопроектную деятельность. Вот и в данный момент она была в командировке в Мамодаре, где дизайнировала интерьер частной гостиницы. Брак их был успешным еще и потому, что фриганоидность Алены корректировалась сексонигилизмом Доходницкого. К тому же Доходницкий полностью удовлетворял мамафильский инстинкт 40-летней, не рожавшей, тетки. Пить Доходницкий в этой ситуации для соответствия образу непутевого сыночка стал больше, намного больше нужных ему алкогольных граммов. Вот и сегодня он наслаждался, выпив столько, сколько хочется, а не столько, чтобы быть плохим мальчиком. Судьба свела Рюкзаченко с Доходницким как раз в пиковый момент его конфликта с его начальниками в морге. Как оказалось, Коля мог бы стать последним трупом, которого он вскрывал. Но не стал. Как не стала и столетняя мумифицировавшаяся от десятилетнего безжизненного лежания в квартире бабка. Вместо того, чтобы сделать с ней что-то профессиональное, опившийся Доходницкий улегся с ней рядом на операционном столе и заснул. Все стало известно начальству, которое давно хотело избавиться от него. Доходницкий и сам давно хотел покинуть трудную работу из-за галопирующего ослабления мышечной деятельности. В его умных планах он хотел устроиться чернорабочим на не работающем шиферном заводе, расположенном рядом с его домом, где бездельничали многие его дружки-алкоты. В перспективе он хотел, вообще, пенсионерствовать, как он считал чрезвычайно заслуженно.

Промыслив все это по фотографиям, на которых Доходницкий в свадебном наряде держал перед ЗАГСом на руках в два раза больше его по размерам Алену Мамаеву в фате, силясь улыбнуться, ковырялся в трупе на работе или играл с мальчиком, своим сыном, оставшимся с первой женой, Рюкзаченко сильно посмеялся про себя, не обнаружив ни на одной фотографии пьяного спасителя. На всех он был ухоженный и чистенький. Рассматривая фотографии на хозяйском диване, он постепенно начал засыпать и заснул, не снимая одежды. Утром он обнаружил Доходницкого, спящего на своей койке с сильно запрокинутой головой и открытым широко ртом. Он все же добрался до нее после выпитых ночных 17 грамм водки.