Мозгофобизм Крышкина

роман-псевдогротеск

Блокада

Как только утром проснулся Невнятнов, сразу к лагерю у строившегося терминала начали подтягиваться местные для осуществления намеченной Бауловским блокады подъездных путей к броунольному объекту. Но пришедших людей оказалось совсем немного, только самые идейнопропитанные. Собралось около тридцати бабкотеток с детишками и пенсионного вида мужичков на велосипедах, вместо рыбалки приехавших на блокаду. Озадаченный низкой посещаемостью продуманных им мероприятий Бауловский подошел к лавке Шишова и спросил его, будет ли он участвовать в перекрытии. За Шишова ответил Шах Вали, сказав, что по утрам Ваня ни с кем не разговаривает. Неразговорчивость Шишова означало, что он еще не похмелился. Тогда Бауловский неизвестно зачем спросил об участии лично у самого Шах Вали. От такого нарушения субординации проснулся Шишов и ответил, что они, как народ. Довольный Бауловский, отставляя при ходьбе в сторону ногу, отправился к бабулям для коррекции будущих действий. Местные бабульки, поддавшиеся психозу, нанесли в лагерь кучу продуктов, и Невнятнов буйствовал у костра, готовя из них фирменные плантационные блюда.

Наконец, к полудню народ под руководством Бауловского двинулся на перекрытие. Первым делом они почтили память погибшего Рюкзаченко, возложив цветочки на то место, где он псевдопогиб. Тут же на дороге как икона была установлена большая похоронная фотография Рюкзаченко. Вообще, место проведения митинга, установки лагеря и блокады дороги были молчаливо привязаны к месту рюкзаченковского подвига.

На дороге Бауловский в зеленой платке на голове ходил среди старушек и одним своим пенсионерским видом подбадривал тех, кто еще робел и чего-то боялся. Сумкина теперь ходила с постоянно висящим на шее термосом и подпаивала чаем, сделанным Невнятновым, особо не крепких физически старушек и Бауловского.

Их труды по сплочению рядов протестующих не прошли даром. Скоро на дороге появилась небольшая инвалидофильская машина синего цвета. Это была машина жены капитана Густомарова, которая ночью посоветовала ему использовать себя в качестве приманки для провоцирования антиброунольщиков на насильственные действия против нее и их машины для развязывания капитанских рук и неслабых репрессий. У капитана Густомарова не было другого плана, и он согласился. Ему импонировала новая тактика, не запугивания, как в случае с грузовиком, когда растеклись не к месту по асфальту слабые мозги Рюкзаченко, а провоцирования.

Машина почти подъехала к стоящей впереди блокады фотографии Рюкзаченко. Из нее вышла маленькая худоватая тетка с обрезанными волосами, которая представилась инженером стройки, и стала нагло требовать пропустить ее на работу. Одетая в женские джинсы она энергично нападала на бабулек и даже пыталась растолкать наиболее худых. Клубы пыли поднялись на дороге из-за схватки женских тел. Тем временем Густомаров, уверенный в успехе, дал указания вялым автоматчикам занять позиции на дальних подступах и ждать сигнала. Но провокационные действия его жены особо не удавались. Антиброунольщики только пассивно защищались, а не нападали. Все они, кроме Невнятнова, оставшегося у костра, и Шишова с Шах Вали, похмелявшихся на своей лавке, сгрудились на дороге под возгласы Бауловского, что они не пройдут, и завтра нас будет больше. Тетка Густомарова никак не могла добиться от них своего избиения, только бессильно ругалась с наиболее горластыми бабулями. Даже темы их споров сводились только к общеброунольным темам и никак не касались личностей. Вскоре жена Густомарова очень не довольная, что ее ценная идея екнулась, но без сожаления покинула место блокады. Густомаров дал очередной отбой, а победившие антиброунольщики еще больше сплотились вокруг Бауловского и Сумкиной.

До самого вечера местные и Бауловский оставались на дороге. Ни одна машина в их видимости не проехала на терминал и не выехала. Капитан Густомаров не знал, что делать. Не знало, что делать и его начальство, но капитана отстранило от руководства по борьбе с антиброунольщиками. Утихомирить жителей силой или лживыми уговорами не получалось.

Следующие несколько недель блокады продолжались каждый день с утра до вечера. Уже в избранном составе проверенные местные бабкотетки под руководством Бауловского все светлое время суток простаивали на дороге. Шишов и Шах Вали в это время просиживали на лавке, накачиваясь к вечеру местным самогоном до бесчувствия, вместе с глумомирскими алколавочковидными. Невнятнов продолжал изображать хозяйственную деятельность по поддержанию лагерного огня, удовлетворительно кушая и не забывая периодически подключаться к попойкам шишоидов.

Каждый занимался своим делом, пока в лагерь не стали пребывать с большими рюкзаками активисты антиброунольства со всех концов страны. Они понаставили вокруг бауловской старой палатки свои новенькие и чистые. Вид у наехавших был примерно похожим, и местные их не различали, называя всех детьми. Все было бы хорошо, но каждый вновь прибывший имел свой план действий, существенно отличающийся от бауловизма-сумкинизма. Это внесло известный хаос и разлад в действия антиброунольщиков. Каждый делал, что хотел, наслаждаясь бездействием властей.

Саша Травкин и Федя Лямкин из Пупска готовили скалолазное зрелище. Тетки-фенозепамщицы из Худополя присоединились к шишоидами и сидели на лавке. Вася Внематкин из Хламосгустка украл у Сумкиной термос, но разбил его, когда хотел продать на местном рынке. Группа пупских молодых политиканов в количестве десяти человек под руководством Аркадия Ламивитского держалась все время вместе и устраивала пикниковидные посиделки вдали от лагеря, практически не участвуя ни в каких акциях. Поэт из Экскрементовзболтайска, Коля Баранчиков, читал Невнятнову свои мамафильские стихи. Приехавшая из Кубловска Элеонора Носова в свою очередь хотела отстранить Невнятнова от комендантства и навести новый порядок, чтобы все мыли после еды свои тарелки и не ссали под палатки. Ее дружок Костя Ручкин днем спал в палатке, а ночью расхаживал по окрестностям, пугая местных собак. Видя, что численность бауловидных сильно увеличилась, Шишов провел экстренную мобилизацию доброгнойских единомышленников и с десяток его верных товарищей прибыли в Глумомирск.