Мозгофобизм Крышкина

роман-псевдогротеск

Труды профессора Блевотского

Среди большого разнообразия научной литературы о доброгнойском крае особого внимания заслуживает творческая деятельность профессора Блевотского. Небольшого роста человек являлся примером плодотворности и долголетия. В молодости он женился на дочке крупного начальника и хотел быстро сделать большую политическую карьеру. Но не вовремя умер, в свою очередь, его папаша, менее важный, но тоже крупный руководитель. Жена его тут же бросила, назвав голодранцем. С политическим будущим пришлось распрощаться. Подался печальный Блевотский в науку, в которую в то время шли все недополучившиеся сынки генералов и министров. Завязав и с тетками, Блевотский все силы бросил на исторические исследования. Все дни он проводил в библиотеке или за рабочим столом в институте антропографии. Среди общей массы аспирантов, кандидатов и докторов он выделялся сильной безбородостью, не научной одежкой и нескрываемым политизированным поведением. Часто он кричал на сослуживцев и называл баранами. До конца жизни Блевотский так и не женился, третируя и унижая теток, работавших рядом с ним в институте. Одну уважаемую профессоршу по имени Минеткова он до того затерроризировал хватаниями за сиськи, что в один из дней девственницу просто увезли в психиатрическую больницу. Все ученые боялись злого и насмешливого Блевотского, анкетно думая о его связях с органами и высшими эшелонами власти. Все боялись не только критиковать его многобезумные монографии, но даже читать. Несмотря на коленопреклоненность коллег, Блевотский не стремился стать большим начальником среди ученых, бессердечно считая, что эта мелюзга, вообще, не заслуживает, чтобы ей кто-либо руководил, тем более такой гений.

Ненатужно Блевотский написал более 1000 разных трудов на многообразнейшие темы. К сожалению, он так же заинтересовался и историческими проблемами доброгнойского края, в особенности, глумомирскими древностями. Не раз он выезжал сюда в экспедиции копаться в глубоких раскопах и просиживать штаны в местных архивах. Естественно, его наезды становились кошмаром для здешних ученых. Перед его приездом сбривались бороды, тетки побыстрее отправлялись в декретные отпуска, а однажды один аспирант даже повесился, не выдержав напряжения. Но ничего не помогало. Все равно Блевотский свирепел от одного вида несчастных ученых. Всем доставалось по полной программе. Вместо общипывания бород безбородые были биты по голове, тетки абортированы, а могила слабака-аспиранта обоссана. В полной уверенности в глубине своих познаний истории доброгнойского края Блевотский крапал одну монографию за другой. Именно им были выяснены процессы деградации приплывших из-за моря земледельцев-рабовладельцев под влиянием медовухи, изготовлявшейся местными племенами. Он сосчитал и описал все 253 457 артефактов, найденных в гигантской кремневой мастерской древних охотников. Блевотский написал 27-томную историю каланчевой войны, длившейся два дня. Но он особо гордился своей персонально разработанной концепцией двужильных людей, которые покорили когда-то народы, жившие на территории доброгнойского края, с помощью узкоротости и конкретной злостности их лошадей. Глубоко сидела в его размышлениях и мысль о собственной значимости как провозвестника нового понимания существующего миропорядка.

К концу жизни Блевотский отошел от чисто исторических исследований и сосредоточился на выявлении общечеловеческих и общегосударственных задач, стоящих перед Проноссией. Так он стал большим пропагандистом стратегической важности доброгнойского края в системе обороны государства. Он заявлял о необходимости строительства железных заборов и монтажа броунолоядерных установок на его границах. Эти экстремистские идейки не находили отзыва в умах руководителей Проноссии, но вот оборонческие наработки Блевотского (доктрина глубоких окопов и воздушно-капельного проникновения) им очень нравились. Они даже применялись на практике, когда начались чудновзрывские события. Неадекватно осознав важность блевотский идей для Проноссии, Маманский любил присылать ему поздравительные телеграммы с 95, 100 и 105-летием. Каким-то образом, Маманский даже умудрился посетить одинокого старика в пупской квартире, чтобы поговорить о будущем государства. Но беседа длилась всего 5 минут, так как, невзирая на охранников, Блевотский дергал Маманского за ушные раковины и прозвал бильярдными шарами за выпучеглазость. Но, несмотря на излишнюю личноидейность Блевотского, его топорные исследования и фактоглумливость приводились всегда как доказательство большей обширности Проноссии и карликовости Запорносоюзии на бесконечных переговорах о демаркировании совместных границ. После визита Маманского, окончательно уверовав в правильность своего курса, Блевотский даже переселился в Доброгнойск, чтобы быть поближе к проблемным проносским регионам. Поселился он в однокомнатной квартире, где кроме письменного стола и ноутбука ничего не было. Все время работая, он совсем редко выходил на улицу, чтобы посмотреть на людей и потрепать за бороды коллег-ученых. Несмотря на столетний возраст, он живо пользовался всеми новейшими электронными механизмами, работал в интернете и вел обширную, по большей части издевательскую, смс-переписку с академиками и профессорами.

Об антиброунольстве Блевотский узнал из интернет сообщений, так как телевизора у него не было из-за плохого отношения к официальной проносской пропаганде. Старик решил сам выяснить, чего хотят антиброунольщики, и отправился в путешествие из Доброгнойска в Глумомирск. Страсть к людским сборищам осталось у него от любимой и незабываемой работы политруководителем, от которой его жестоко отстранили много лет назад. В один из дней на блокаде появился маленький высохший ничем не выделяющийся старикашка, принятый всеми, кто его заметил, за местного пенсионера, пришедшего посмотреть на антиброунольщиков. Сперва и сам Блевотский ходил тихо, лишь посматривая на блокирующих и злорадно улыбаясь. Он побывал и в лагере, где постоял у шишовской лавки. Довольный слаженным шишовским руководством Блевотский возвратился на блокаду. Но здесь было все в малоприятном контрасте с порядками на лавке. Хаотические движения старушек с зонтиками, недалекие лозунги Бауловского и отвратный внешний вид Сумкиной сильно обозлили Блевотского. Первым делом, он подошел к Бауловскому и стал дергать его за бороду, спрашивая, где его мозги, куда они делись. Как бы отвечая на вопрос, Бауловский спрятался за Сумкину. Досталось и ей, когда Блевотский заметил в сумкинских руках игрушку-веерушку. Он вырвал ее и порвал. Потом маленький старик бегал среди блокирующих, щипал теткобабок за жопы и сиськи, а детишек успокаивал научным матом типа ешкинкот. Наконец, когда Блевотский понял, что все и так уже подчиняются ему беспрекословно, он удовлетворился и возглавил новое продуманное руководство. Бауловский и Сумкина были выгнаны, старухи выстроены в шеренги, а детишки выставлены вперед, как живой непробиваемый щит. С теткобабками тут же были разучены правильные лозунги. Водилы подъехавших машин сначала подвергались массированной пропаганде, а затем низко шельмовались. Опозоренные водилы забывали зачем приехали и быстро уезжали. Впереди всех всегда был Блевотский, адекватным безумием увлекая людей. Но Блевотского уже нельзя было удовлетворить только непропусканием машин, тем более, что местные мальчишки на велосипедах рассказали ему о возможности проезда на терминал по другим дорогам. Еще более разгневался Блевотский на безалаберность антиброунольщиков. Тут же он сообразил, что затея с перекрытием дорог вообще тупа изначально. У тех же мальчишек он спросил, сколько въездов существует на терминал. Те ответили, что всего два. Совсем рассвирепел Блевотский. Тут же он изменил теткобабкинскую дислокацию. Блокирование дороги было прекращено, а все силы были брошены на закупоривание живыми телами въездов на терминал. Помилованные Бауловский и Сумкина возглавили теткобабок у второстепенного въезда, а сам Блевотский с основной массой местных активистов расположился у главного входа, где строилось административное здание. Вскоре изменение тактики дало положительные результаты. Перед блокированными въездами началось столпотворение не могущих попасть на территорию терминала грузовиков с кирпичом и бетономешалок. Строительные работы на терминале скоро прекратились. Спонтанные действия бывшего политикана вызвали не нужную для антиброунольства радикализацию движения. Лишенные работы и заработка терминальные работяги взялись за ломы и другие тяжелые предметы. Но увидев впереди блокирующих детишек, они отступили. В этот момент Блевотский впервые за 80 лет после вынужденной демобилизации из политики чувствовал вождистский победоносный раж. Как мальчик он взобрался на капот одного из грузовика и оттуда произнес лучшую в своей жизни речь. Но все и так уже видели, что он герой. Победа была близка. Глумомирцы ликовали. Но, в конце концов, все повторилось, как и с перекрытием дорог, когда вместо одной блокированной дороги к терминалу прокладывалось несколько других. Так и сейчас начальство приказало рабочим разобрать часть забора, ограждающего строящийся терминал, через которую и пустили застоявшийся транспорт с необходимым материалом. Это был сильный удар по самолюбию старого политического борца. Блевотское вероучение о перекрытых въездах скомпрометировалось. Теткобабки перестали терпеть его издевательства и вернулись к доброму Бауловскому на прежнее место символического перекрытия дороги. А Блевотский отправился подлечить душевные раны к полюбившейся ему лавке Шишова. Вскоре под влиянием паров алкоголя, исходящих от лавочного дерева, он совсем успокоился. Сначала он еще трепыхался и хотел взорвать терминал. На роль суицидника-героя он выбрал Невнятнова, а Шишов для тех же целей одолжил Шах Вали. Тут же началась даже подготовка. Невнятнова заставляли лезть на электрический столб, чтобы проверить его проворность, а Шах Вали бросали в болотовидный ерик, чтобы оценить его плавучесть. Но из-за отсутствия поблизости взрывчатки операцию пришлось отложить.

А поздним вечером, когда Блевотский вернулся домой, в своем ноутбуке он начал писать большую статью о выгоде строительства броунолотерминала для жителей доброгнойского края.